«В ИВС говорили: „Чемодан, вокзал, Варшава“». В 2022-м минчанин шел на антивоенный митинг, но попал на «сутки» и не оправился до сих пор
13 февраля 2025 в 1739446740
Вера Корявская / «Зеркало»
После памятных событий 2020 года, когда тысячи беларусов впервые прошли через задержания, аресты и репрессии со стороны силовых структур, жителю Минска Константину (фамилия в целях безопасности не публикуется) какое-то время везло - на то время его миновал этот чудовищный опыт. Но 27 февраля 2022 года, в день референдума, он собрался на антивоенный митинг против российского вторжения в Украину. С этой даты в его жизни все изменилось кардинально. Константин согласился рассказать «Вясне» о своих впечатлениях и переживаниях, которые и сейчас еще оставляют заметный отпечаток на его жизни.
«Каждого бы сама вывела во двор и застрелила собственноручно»
В воскресенье, 27 февраля, направляясь на остановку общественного транспорта, Константин заметил, как за ним следом идет подозрительный мужчина в темно-зеленой куртке. Он сел в транспорт, проехал немного, и тогда рядом появился темный микроавтобус Volkswagen. В районе улицы Красной его задержали трое омоновцев и отвели в автомобиль, в котором находились еще двое человек в штатском.
- У меня сразу отобрали телефон, проверили рюкзак. Мужчина в штатском несколько раз ударил меня по лицу и виску. Где-то через полчаса меня и еще одного человека отвезли в Первомайский РУВД, стали опрашивать и писать протокол якобы за участие в несанкционированном мероприятии. Также был прокурор, который запугивал, чтобы не ходил на демонстрации. А одна сотрудница в Первомайском РУВД кричала на нас за то, что мы вышли против войны, что каждого бы сама вывела во двор и застрелила собственноручно. Когда в бетонной камере в отделении милиции собралось несколько человек, вечером нас увезли в «стакане» на Окрестина. Там двое суток ждал суда, - вспоминает тот день Константин.
Суд проходил в маленькой комнатке на втором этаже, где стояли два стола с ноутбуками. Судья Максим Трусевич проводил процесс по скайпу, было очень плохо слышно, и мужчина почти ничего не понимал. Весь процесс длился около 20 минут. По двум протоколам (ст. 24.23 и 24.3 КоАП) ему присудили 30 суток административного ареста. Затем собрали партию арестованных и увезли в Жодино.
«В камере на восемь человек помещались 32 арестанта»
- Наиболее жестко к нам относились в изоляторе в Жодино. Выводили на коридор и избивали. На проверках тоже можно было ни за что получить. Случалось, что многих били головой о стену. Больше всего любил издеваться небольшого роста надзиратель Степан, который имел видимые садистские наклонности. Поздно вечером или ночью он мог вывести кого угодно в коридор и заставлял отжиматься от пола и наносил удары. Видно, что ему это понравилось, - рассказывает собеседник. - Еще какой-то майор периодически избивал и при этом называл всех фашистами.
Периодически в камерах устраивали обыски, во время которых били людей головой о стену. Константин вспоминает, что избили даже сотрудника Военной академии. Били дубинками. Ставили на растяжку. А еще на арестованных натравливали овчарок, которые не кусали, только сильно лаяли. Была как-то ситуация, что на коридоре какой-то мужик толкнул собаку и за это его сильно избили.
- Камера была переполнена, почти все политические. Свет горел круглосуточно. Помню, однажды к нам подселили двоих обычных арестованных, от которых хорошо воняло алкоголем. У них был и матрас, и одеяло, и подушка, а у остальных только голые металлические пластины. Их даже кормили лучше, чем нас. А политическим - пресная каша и «чай», светлая такая жидкость, - рассказывает мужчина.
Константин вспоминает один случай, когда несколько мужчин закрыли в душе и забрызгали помещение газом. Одному человеку это помогло прочистить нос во время ковида, а другому попало на «одно место», и он корчился от адской боли.
«Перед освобождением одному из задержанных, когда он забирал свои вещи, не вернули 3000 евро, а деньги были внесены в список вещей. Это серьезная проблема. Все забегали по коридорам, ведь что сейчас делать, этого же не скроешь. Затем как-то выкрутились, заявили: «Езжай на Окрестина, там все объяснят и найдут деньги». Понятно, что это была отговорка, - рассказывает Константин.
Через две недели мужчину перевезли в ИВС в Марьину Горку. Как раз приближался День Воли 25 марта, поэтому срочно начали освобождать камеры, чтобы подготовить место для будущих задержанных.
ИВС в Марьиной Горке запомнилась диким холодом
- Марьина Горка запомнилась своим сильным холодом. Когда мы просили что-то с этим сделать, на это не обращали никакого внимания. Но там были не омоновцы, а обычные сотрудники милиции, и им было все равно. Они выполняли то, что им было приказано, хотя там, в отличие от Жодино, никого не избивали. В камере на два человека нас находилось семеро. Среди нас - один пожилого возраста, один бездомный, - говорит мужчина. - А если что-то не нравилось, сотрудники говорили: «Чемодан, вокзал, Варшава».
Собеседник рассказывает далее, что письма от матери ему не передавали, не приняли даже передачу. Поэтому не было предметов гигиены и теплой одежды. Даже в душ ни разу не выводили. Также не разрешали днем спать, а ночью от холода было не уснуть.
«Я понимал, что когда-нибудь за мной придут снова»
Последствия этого ареста не прошли для Константина полностью и поныне. Даже находясь в безопасном месте, он работает с психологом, испытывает страх от мысли вернуться в Беларусь:
- Помню, как-то летом после того ареста встретились с ребятами, с которыми вместе сидели в ИВС. Говорю: «Скоро День города, давайте соберемся вместе, сходим на праздник!» А мне ответили, что если какие события либо праздник, то мы сидим дома и вообще никуда в такие дни не выходим.
И еще, когда ты видишь автомобиль с тонированным стеклом - в душе все переворачивается, возникает чувство страха. Даже сейчас, когда нахожусь в безопасности за границей, увидев людей в форме, хочется перейти на другую сторону улицы или еще где-нибудь спрятаться. А внутри и до сих пор остались эти траблы.
Я занимаюсь с психологом, а некоторые из знакомых, которые прошли через подобные испытания, долгое время принимают таблетки, настолько им плохо. Психолог как-то сказал мне, что все те переживания, всю боль я зажал в себе и это не дает мне покоя и поныне. Оно портит мне жизнь. Потихоньку все это отрицательное выходит из меня, но на это нужно время.
После освобождения я постоянно искал варианты, как можно было уехать из Беларуси. Знал, что некоторые из тех, с кем я сидел, оставляли все и уехали в другие страны, а двоих уже посадили по уголовке. И я понимал, что когда-нибудь за мной придут снова.